Это её единственный роман. Какое чудо: в век серийности и неудержимого писательского многословия!
Ни гипертекста, ни зауми, ни многослойности – до Индии не добрело поветрие постмодерна.
Книгопродавцы учуяли запах сандала и острый привкус масалы – этим они заманивают падкого читателя. Они обманываются сами, но не обманули нас – вместо приторной конфеты мы ощущаем во рту вкус плоти и крови – остию.
Христианка св. Фомы, англоязычная Сусанна-Арундати не побалует экзотикой. Замените знойные индийские имена, названия мест – где мы окажемся, в какой стране? В любой. В себе.
Расколот мир: двойняшка-девочка и двойняшка-мальчик. Двоится. В калейдоскопе повествования перемешиваются полупрозрачные осколки прошлого и настоящего, осколки-девочки и осколки-мальчики, прикасаемые и неприкасаемые кусочки жизни, мелочи…
Два любопытных и встревоженных взгляда обшаривают каждый уголок здания Семьи. Камень за камнем. Вылавливают маленькие тайны, а иногда сами сплетают их. На совесть скроенный быт, прочно огороженный рай – под стать фамильной фабрике «Райские соления и сладости». Внутри – солоно и сладко, размеренный адюльтер для достойного отца, уроки английского для приличных детей. Снаружи опасно пылают маоистские флаги, плещет река, улыбается темнокожий искуситель. Мир крепок пока неподвижен. Но поворачивается калейдоскоп: встретилась и погибла сестра с другого края земли, принят и предан влюблённый с противоположной ступени общественной лестницы – заострённые мелочи взрезают эту вселенную.
«Знание вошло в него днем. Мягко и коротко, как лезвие ножа. Когда история, пока он держал в руках маленькую дочку Амму, дала промашку. Когда глаза женщины сказали ему, что не всегда он должен быть дарителем, а она получателем подарков. Что у нее тоже кое-что для него припасено, что в обмен на его лодочки, шкатулки, ветряные мельнички она готова подарить ему свои упругие ямочки на улыбающихся щеках».
Любовный роман? Всё пронизано ею. Да. Её откровением, утратой, оправданием, спасением. Ровно столько любви, сколько нужно для жизни – бесконечно.
«Итак, обе они - История и Словесность - оказались на службе у коммерции. Карл Маркс и Курц взялись за руки и встали у причала, чтобы приветствовать богатых гостей.
Дом товарища Намбудирипада стал гостиничной столовой, где не вполне еще загорелые туристы в купальных костюмах пили прямо из скорлупы нежное кокосовое молоко и где старые коммунисты, одетые в яркие народные костюмы, разносили подносы с напитками, придав туловищу легкий почтительный наклон».
Социальный памфлет? Арундати немало – зло и горько – смеётся. Над либералами, марксистами, предпринимателями и профсоюзными боссами – творцами «самоотравившихся религий». Лишь разнузданные наксалиты заслужили её мягкого расположения: «они, как было известно, заставляли мужчин из Хороших Семей жениться на служанках, которых они обрюхатили».
Единение, прощение, воссоздание разрушенного – то долгое объятие, которым она удерживает - хочет удержать – человека, угодившего в силки её слов. Она говорит «наалей» - завтра, когда завтра давно прошло.
Бесшумный, скользит между обломками Бог Мелочей, однорукий Бог Утраты, пытаясь срастить разбитое. И соединяет – в двойняшках. Бессловесно и кротко. Как ладони, сложенные на миг в благоговейном жесте «анджали».
Сусанна Арундати исполнила свой одинокий танец. Изнурительный, задыхающийся, первопоследний. Истратила всё, как сам апостол Фома-Близнец – на строительство дворца, который можно увидеть лишь во сне или после мученической смерти.
«Он, Человек Катхакали, - прекраснейший из мужчин. Потому что его тело и есть его душа. Оно - его единственный инструмент. С трехлетнего возраста оно обтесывается и обстругивается, укрощается и шлифуется единственно ради выразительности рассказа. Под раскрашенной маской и развевающимися одеждами в Человеке Катхакали живет волшебство».
М., Амфора, 2005
рецензия Константина Чернеца
