Татьяна Михайлова из КГБ

Вторник, 9 февраля утро, Татьяна Григорьевна Михайлова — пенсионерка. Возраст свой не скрывает: шестьдесят лет. Но выглядит — слегка за тридцать. Смеется: «Это все — йога и социальная активность». По профессии — биолог. Москвичка. А в Калининград приезжает часто, здесь у нее друзья и любимые родственники.

«Вы знаете, что мы с Костей Рожковым* из КГБ? Не пугайтесь — это Калининградский Гражданский Блок. Название, кстати, придумал Костя. Свой КГБ мы создали в 2003 году. Началась эта история так: на Нижнем озере (Королевском) решили построить развлекательный комплекс. Да такой, что люди не смогли бы к воде вообще выйти, сплошные четырех-пятиэтажные конструкции, бетон со стеклом…

И вот нас, двадцать активистов, и мы собрали четыре с половиной тысячи подписей в защиту озера. Это была небывалая по тем временам цифра и первая такая громкая акция в Калининграде. Мы просто задавили власть этими подписями, каждую неделю, а иногда и каждый день приносили подписи в мэрию, целыми пачками. А еще организовывали пикеты на улицах, выступали по всем телеканалам (тогда, семь лет назад, нас еще пускали в телевизор).

И — отстояли озеро. Хотя ушло на это полгода…

Потом были голубые ели. На том же озере, только чуть дальше, росли дивные роскошные голубые ели. Но нашей власти взбрело в голову там построить гостиницу для заморских купцов. И вот ели в одночасье срезали, никто ахнуть не успел. Срезали все сорок восемь деревьев… Сейчас — уже два года прошло — там забор, и ничего не строят, никакого движения. Боос все отменил, мы так наехали на него, сказали: до Страсбурга дойдем, благо Страсбург — рядом…

Тогда, два года назад, вечером люди вышли к тому месту, где срубили ели, со свечами, стояли, плакали, огромное такое кольцо людей…

Так что наш январский митинг, что столько шуму по всей стране наделал, — он не вдруг у нас случился, все копилось, копилось, разворачивалось…

И я на этом митинге вот о чем думала: а ведь ничего особенного не нужно. Просто так выйти и дружно постоять — за свою жизнь, за свои права…

Мы не хотим жечь машины. Не хотим бить витрины. Не хотим никаких кровопролитий и потасовок. Мы просто хотим отстаивать свои права.

Кстати, теперешняя власть от нас шарахается, а, например, предыдущий горсовет с нами общался и предыдущий губернатор Егоров нам помогал… Я очень благодарна Егорову за другое наше озеро — Верхнее. Там на одном берегу понастроили коттеджей и второй берег собрались застраивать… И мы стали биться, чтобы не пустить туда коттеджи… И вот 2005 год, 750 лет городу, приехали все наши главнокомандующие, а я перед этим долго Егорова подбивала: сделать на берегу Верхнего озера тропу здоровья, посадить деревья… И Егоров потихоньку привез Путина с женой на Верхнее озеро, стал рассказывать о наших планах… Путин, конечно, сразу понял, что у него сейчас будут денег просить, но его жена нас так горячо поддержала, что Путин сказал: ладно… И тут же — своей свите: ЛУКОЙЛ, с тебя триста тысяч евро, с тебя, такой-то, тоже триста, а остальное, так уж и быть, мы добавим… И вы посмотрите, что теперь делается с Верхним озером… Его привели в порядок, построили красивую набережную, там будут (для здоровья) и беговая дорожка, и велосипедная… И знаете, я теперь при встречи с Феликсом Феликсовичем Лапиным, главой администрации Калининграда, всегда жму ему руку, больше мне его благодарить не за что, но за озеро — спасибо».

Дорошок объединяющий

Константин Дорошок, сорок лет, отец троих детей, бывший спецназовец. С отличием окончил ПТУ по специальности «Радиоэлектроника». В начале девяностых — телемастер, затем руководитель небольшой фирмы. Потом занялся перевозкой автомобилей из-за границы. Мотался в Германию, Голландию, Австрию, привозил автомобили для заказчиков, оформлял все как положено по закону. Так продолжалось до 2006 года.

«А в 2006-м кто-то наверху подсчитал: каждый ввезенный в страну автомобиль — это не купленный — свой… И — началось! Сначала наехали на таможенников. Ага, вот у вас есть такие перевозчики, которые по пятьдесят автомобилей в год завозят из-за границы… Но мы же не контрабандой их ввозили, а по тем достаточно строгим правилам, которые официально были приняты. Значит, сначала наехали на таможню. А потом решили: давайте пересчитаем черт-те когда ввезенные автомобили по другим таможенным правилам. Так вот,  до 2006 года каждый ввезенный сюда из-за границы автомобиль таможенными правилами «облагался» по объему двигателя, за такой-то двигатель столько-то надо заплатить. Это для физических лиц. Для юридических лиц были другие правила, и они нас не касались. И вот в 2006-м нам, перевозчикам, говорят: не-е, мы вам будем считать, как юридическим лицам. И не просто посчитали, а пересчитали все, задним числом поменяв правила.

Представьте: вы купили телефон за сто рублей, прошли годы, вы и думать забыли о том телефоне, и вот вам государство говорит: «Всё! Меняем концепцию! Этот телефон стоит не сто рублей, а тысячу, и ты теперь мне должен…»

И к тысяче сто калининградским перевозчикам пришли иски — доплатить такие-то суммы. Дорошку, к примеру, — на тридцать один миллион рублей…

Потом были суды. Кое-что Константин отсудил, но все равно остался должен восемнадцать с половиной миллионов рублей.

«Два года я провел в судах, бился насмерть, выучил наизусть Таможенный кодекс… Пока были хоть какие-то деньги на адвокатов — платил им, потом уже все сам, но без толку — суды только узаконивают таможенный беспредел. И вот свежая новость — точно такие же иски стали получать сегодня байкеры…»

Депутат Калининградской областной думы Соломон Гинзбург сказал мне, что идея митинга 30 января принадлежит Константину. Он, Дорошок, стал объединяющей фигурой. Именно ему удалось вытащить людей из партийных берлог.

В 2007 году Дорошок создал и возглавил в Калининграде региональную общественную организацию «Справедливость». А весь 2009 год Костя (кроме судов) еще занимался тем, что объединял все партии и общественные организации города. «Выход один, — объяснял он самым разным партийцам, — выступить единым фронтом, перестать быть в вечной оппозиции друг к другу… Хватит тратить энергию на борьбу друг с другом… Иначе как драли нас, так и будут драть…»

Из разговоров на калининградских улицах:

— Из двадцати одного роддома области закрыли семнадцать. Всем роженицам предложено ездить рожать в Калининград. А это может быть и пятьдесят километров, и больше… Женщины рожают в машинах «скорой» в дороге, средь диких пробок. Фельдшерам «скорой помощи» за прием родов в дороге не платят.

— Главврачи и управленцы назначают себе зарплаты в сто, сто двадцать тысяч рублей. Обычные же врачи получают десять тысяч, а то и меньше…

— У нас в Калининграде много новых терминов. Систему здравоохранения мы называем «здравзахоронение», или — по фамилии нашего министра Клюйковой — «клюйздравзахоронение»…

В оппозиционном логове, или Страсбург — рядом

Вторник, 9 февраля, поздний вечер.

«Хотите побывать в оппозиционном логове?» — спрашивает меня Михаил Чесалин, еще один организатор январского митинга. «Хочу!» — радостно отвечаю я и иду в калининградское отделение партии «Патриоты России», председателем которого Чесалин является.

Михаилу Чесалину сорок восемь лет. Окончил Калининградское военно-морское училище по специальности «Инженер радиосвязи и радиоразведка». Служил на Севере. Ремонтировал атомные подводные лодки. Вернулся в Калининград. Устроился работать докером в торговом порту. В 1995 году создал новый свободный профсоюз — Профсоюз докеров Калининградского морского торгового порта.

В маленьком офисе Чесалина мы пьем чай, и Михаил рассказывает:

«В 1997 году мы первыми в Калининградской области провели забастовку. Люди требовали тогда улучшения условий труда. Бастовали две недели. Добиться удовлетворения требований не удалось. Но докеры все равно потянулись в новый профсоюз, численность которого как-то сразу увеличилась аж на 60%. А с октября 1997 года нас начали уничтожать. Элементарно не давали зарабатывать деньги. У докеров заработок сдельный. Сколько сделал — столько получил. И вот членов нового профсоюза свели в отдельные производственные бригады. И работу стали давать по остаточному принципу. В порту работы не хватает — значит, наши двор метут. В порту есть разная работа — значит, нашим достается самая грязная, самая дешевая. В результате уже через месяц после забастовки заработок наших бригад (членов профсоюза) в два, в четыре раза стал меньше, чем у небастовавших. Так продолжалось до 2002 года. А в 2002 году Путин через Госдуму принял новый Трудовой кодекс, по которому разрешено увольнять работников по сокращению штатов без согласия профсоюзов. И всех оставшихся в торговом порту докеров, членов нашего профсоюза, уволили».

Тогда тридцать два докера обратились в Европейский суд по правам человека. Разбирательство было долгим. В 2009 году, 30 июля, Европейский суд вынес решение по этой жалобе. И признал Российскую Федерацию в лице ее госорганов виновной в нарушении статьи 11 и статьи 14 Европейской конвенции по правам человека. Вот эти статьи: нарушение свободы объединений (в данном случае  — профсоюз) и запрет дискриминации по какому-либо признаку (опять же — по профсоюзному признаку).

Это дело — абсолютно знаковое для всего профсоюзного движения России. Потому что теперь государство не только должно выплатить компенсацию за моральный вред докерам… Кстати, уже платит. По две с половиной тысячи евро… Но есть и вторая часть этого решения: обязанность государства изменять судебную практику так, чтобы больше оснований для подачи ТАКИХ исков в Европейский суд не было! И вот именно это решение Европейского суда становится на контроль.

За свободу не надо бороться. Свободе надо учить.

В Калининграде свободе учит Чесалин. Вам о нем здесь будут рассказывать часами: и о покушении на него в 2007 году; и о том, как он отстоял Центр по лечению детишек-дэцэпэшников, когда местная власть этот центр закрывала; и о том, что именно у него, у Чесалина, учился протестовать малый бизнес, первые пикеты вместе проводили, а потом уже малый бизнес ушел в отдельное плавание… И о шестидесяти пикетах в защиту медсанчасти № 1, или больницы рыбаков…

«Была очень хорошая больница рыбаков. Всего одна из двух калининградских больниц, которая проектировалась и строилась именно как лечебное учреждение. Все остальные больницы города расположены в приспособленных помещениях, часто просто старых, еще немецких. Плюс центр города, четыре гектара земли, место для отдыха больных, комплекс и поликлиника, и стационар. Там была лучшая в Калининградской области урология. Там был единственный в области аппарат для бесконтактного удаления камней в почках. Замечательная хирургия, гинекология… Два этажа после капремонта. Я вам покажу фотки, как все разрушили…

Так вот: больницу обвинили в том, что она не справляется с самофинансированием «в условиях подушевого финансирования». И именно про эту больницу рыбаков объявили, что у нее долг четыре миллиона рублей. А как раз накануне к этой больнице присоединили госпиталь ветеранов войны, и у госпиталя был долг — девять миллионов рублей, в итоге долг больницы рыбаков возрос до тринадцати миллионов.

Губернатор сам объявил о банкротстве этой больницы, хотя термин «банкротство» не применим к государственным, муниципальным учреждениям. Как можно банкротить государственную больницу? Это все равно что банкротить калининградское правительство. Это тоже орган государственный, сидящий на бюджете. Поэтому одним из первых наших лозунгов было «Банкротство больницы — банкротство власти!».

В октябре 2008 года вице-губернатор Бабиновская лично отдает распоряжение: всех больных из стационара развезти кого по домам, кого по другим больницам, а с 1 ноября специально поставленный на это место главврач-ликвидатор (его привезли из области, все местные врачи отказались) издает приказ: всех работников отправить в простой, это где-то сто тридцать человек, всем сидеть по домам…

Больницу закрыли на замок и оставили без охраны. Четыре этажа стационара, три этажа поликлиники — и без охраны, представляете? Все оборудование, все лекарство — без охраны… Карточки пациентов вывозились в черных мусорных мешках незнамо куда, у меня есть и такая фотография…

Какое-то время работал по полдня еще ренгенкабинет, и при нем оставался электрик… Так вот: 1 декабря 2008 года на моих глазах этот электрик умер от ран, полученных во время ночного грабежа. И только спустя полтора месяца, после моих депутатских запросов к прокурору области, появилась охрана. За это время больницу полностью разграбили, разбомбили, причем ощущение было такое, что ее не столько грабят, сколько — громят. Погромщики включили пожарные шланги и поливали водой оборудование, мебель, лекарства. Били стекла, баллончиками на стенах писали нехорошие слова… Это не могли делать просто так люди. Это была спецоперация…»

Пикеты начались 23 октября 2008 года. И в эту пятницу будет шестьдесят первый пикет. Ни один областной чиновник ни разу к пикетчикам не вышел.

«Мы постоянно направляли наши обращения к президенту, в СМИ, в интернет. Президенту Медведеву посылали сотнями письма по почте, писали ему по электронке… Людмила Михайловна Алексеева на совете по содействию гражданскому обществу рассказала президенту о нас… Это было после двадцать шестого нашего пикета. Президент дал распоряжение Суркову разобраться. После этого в Калининград приехали два чиновника  — господин Зурабов (я только тогда узнал, что он — советник президента по вопросам здравоохранения) и господин Клебанов, полпред президента по Северо-Западу. Ну они приехали, рассказали в местных СМИ, что калининградская медицина обогнала европейскую по качеству услуг, а пикетчики — это те сволочи, которые дестабилизируют общество, и уехали… Пришлось снова и снова писать президенту. После этого, по слухам, Клебанов получил от президента по полной программе, и к нам прибыла уже серьезная комиссия, которая встретилась с пикетчиками, поговорила со всеми нами… Короче, были возбуждены три уголовных дела. А в феврале по больнице рыбаков работала комиссия контрольного управления администрации президента».

О январском митинге Чесалин говорит так: количество перешло в качество. Очень разное количество: и количество издевательств над людьми, и количество маленьких митингов, и пикетов, через которые прошли уже тысячи людей…

Из разговоров на калининградских улицах:

— Тут я услышал на днях: «Диалог — это быстрые обмены ролями между камнем и скульптором: то я его — долотом, то он меня — долотом». Похоже на наше общение с Боосом, да?

— Но что вы скажете, если узнаете: по нашим местным законам, после переоценки земли мы будем платить за аренду в пятьдесят три раза больше, чем платили год назад?! Вот пенсионерам под Балтийском их восемь соток обходились в 976 рублей 40 копеек, а теперь им пришел счет на 52  393 рубля. Чтобы заплатить эти деньги, старики должны не есть, не пить и пять месяцев откладывать обе свои пенсии. Говорят, с середины 2010 года все люди в Калининграде начнут получать такие счета за аренду земли…

— И они после этого удивляются, что мы выходим на митинги? Да сами же доводят людей до смелости!

Не доводите людей до смелости

Среда, 10 февраля. Утром у меня встреча в редакции «Дворника».

«Дворник» — оппозиционная газета. Выходит с 1998 года. Алексей Шабунин — главный ее редактор с 2006 года. Тираж газеты — 104 000 экземпляров.

Я спрашиваю Алексея, так ли уж безукоризненно плохо правит Боос?

Алексей задумывается. Мне нравится, что он не стал в запальчивости меня убеждать, что Боос — одно сплошное зло…

«Какое-то упорядочивание жизни Боос все-таки произвел. Но потом он как-то очень на себе зациклился… Я, я, я… Людей не слышит, не видит… Из всех видов диалога признает только монолог… Вот можно подумать: мы тут все его ненавидим, потому что он — москвич, богатый, а мы — бедные, и мы все беднеем, а он — богатеет… Нет, к нему хорошее отношение было — в 2005-м, в 2006-м… И то, что он москвич, людям нравилось, и что молодой, и что новый, и он как-то открытость поначалу показал… А потом всё только в худшую сторону менялось».

27 марта 2008 года напали на Арсения Махлова, владельца газеты «Дворник». Два удара ножом… А 2 июля 2009 года неизвестный избил Алексея Шабунина. Неизвестный так и остался неизвестным. Хотя Алексей его лицо запомнил. Дело в милиции сначала вообще не хотели заводить, потом завели, но никого не нашли**.

Перед вылетом в Москву встречаюсь с Арсением Махловым.

«Есть две опасности. Власть так и не хочет понять, что это был митинг прежде всего за человеческое достоинство, а потом уже — «за карман». И другая опасность: митинг в Калининграде превратится в Майдан, в шоу».

Арсений рассказывает о митинге 12 декабря прошлого года: «Пришли шесть тысяч человек, и я видел лица этих людей, смотрел им в глаза, и возникло вдруг ощущение, что это батальон, полк или дивизия, так были сплочены эти люди…

Власть сделала самую большую ошибку — не заметила этого митинга. А люди с него уходили со словами: «О! Это было круто! Это было правильно!» И с этим же ощущением пришли на январский».

Я и Арсения спрашиваю, что хорошего, помимо плохого, сделал Георгий Боос как губернатор? Арсений, помолчав: «Многие предприятия начали платить налоги. Которые они не платили ни-ког-да. Я вот думаю: есть ли в этом заслуга только Бооса, или возникла какая-то общероссийская традиция? Не знаю… Что еще хорошего? Мне кажется, он дал знак большой московской тусовке: я — свой, ваш, и такое отношение ко мне переносите и на Калининградскую область… У меня нет прямых тому доказательств, но что-то такое произошло… Во всяком случае, о Калининграде перестали говорить, как о черной дыре… И мы надеялись, что через Бооса на область пойдут деньги, что он сделает какие-то классные проекты… Но проекты оказались потемкинские, деньги уходят иногородним фирмам, а наши люди сидят без работы… Появилось ощущение несвободы… А это ощущение, мне кажется, еще страшнее, чем сама несвобода.

Знаете, этот наш митинг 30 января — он был против страха. Вот когда-то какие-то люди — Дорошок, Чесалин, Гинзбург — выразили свое несогласие… А потом уже другие люди спросили сами себя: а почему я боюсь? И перестали бояться. И вышли на площадь. И поняли, что они — сила. И готовы были к жести.

Но жести не было. Можно, конечно, прислать сюда какой-нибудь отмороженный ОМОН из другого региона. Но здесь моряки, флот, военные пенсионеры… Это уже будет хаос…

И потом… какой смысл присылать сюда ОМОН?!. Прививка от страха уже случилась».

*Главный редактор газеты «Светлогорье» (см. «Новую», № 16 от 15.02.2010).

** Наша газета писала о «Дворнике» (см. «Новую»,  № 48 от 13.05.2009).

P.S. Даже во времена гласности у нас было плохо со слышимостью. Сегодня и с гласностью уже большая напряженка, а до слышимости еще дальше…

Не помню, кто сказал: «Для меня в диалоге межсубъективного нет: я в диалоге только быстро меняюсь из субъекта в объект и обратно. При этом я — субъект, когда слушаю и от этого преобразовываюсь, а не когда говорю и влияю».

Как важно это понять нашей власти: когда слушаю — от этого преобразовываюсь, а не когда говорю и влияю…

P.P.S. Губернские чиновники так и не встретились с оппозицией. И оппозиция на 20 марта этого года готовит новый, еще более массовый митинг протеста в Калининграде.