Это произошло в 1972 году. 16 человек, переживших авиакатастрофу, сумели выжить, проведя в заснеженных Андах 72 дня – без теплой одежды, без топлива, без лекарств. Когда, наконец, двое из команды выживших сумели преодолеть горный хребет и привести помощь, история их спасения взорвала мир: мало кто мог вообразить, насколько сильным оказывается человек в самых невероятных для жизни условиях.
Ниже – рассказ одного из спасшихся, Нандо Паррадо, о том, каково это: пережить крушение самолета, бороться за жизнь, когда внешний мир считает тебя погибшим, выживать среди снегов и… есть человеческое мясо.
«12 октября 1972 года, в восемь с небольшим утра, моя команда – уругвайский регби-клуб «Old Christians» — вылетела из Монтевидео по направлению к Сантьяго в Чили, где нас ждал матч. На борту двухмоторного судна F-227 было 45 человек; большинство из них были нашими друзьями и родственниками – в том числе, среди них была моя мать Евгения и сестра Сьюси. Полет должен был длиться три с половиной часа, но дурная погода вынудила нас совершить посадку в аргентинском городе Мендозе. На следующий день мы взлетели вновь, и сквозь туман я наблюдал, как заснеженные верхушки Анд возвышаются на высоте почти семи тысяч километров. Настроение у всех было оживленное. Кто-то кинул мне футбольный мяч; я передал его вперед. Несколько человек играли в карты со стюардом, пока он вдруг не закричал: «Пожалуйста, займите свои места!».
Я почувствовал четыре мощных толчка. Мои мать и сестра, сидевшие через проход, выглядели обеспокоенными; они держались за руки. Когда раздался визг двигателя, и самолет жестоко сотрясся, наши взгляды встретились. Затем я услышал кошмарный звук раздираемого металла. Последним, что я запомнил, была крыша, открывающаяся, как банка сардин; ледяной ветер полоснул по моему лицу и оторвал мое сиденье от пола. Фюзеляж разошелся на части, роняя людей прямо в воздух, а затем приземлился и катился до тех пор, пока не врезался в груду льда и снега. Я лежал без сознания, с четырьмя трещинами в черепе, среди криков, изломанных тел, сидений и багажа. Остальные сперва подумали, что мне пришел конец, и положили меня в снег вместе с мертвыми.
На месте крушения я пролежал три дня, затем очнулся – очень медленно. «Где моя мать? Где Сьюси?» — спросил я. Щепетильность была не к месту. Один из выживших ответил: «Твоя мать мертва, а твоя сестра на пороге смерти. Она лежит рядом с корпусом». Несмотря на все мое горе, внутренний голос велел мне не плакать, чтобы не терять соль и воду.
В подобном состоянии ты становишься подобен дикому зверю. Я подполз к Сьюси. Я даже не знал, догадывается ли она о моем присутствии. Я растер ее замершие ноги, приложил к губам снег. Я удерживал ее два дня; затем ее дыхание остановилось. Она была неподвижна. Я громко звал ее по имени, пытался сделать ей искусственное дыхание. Было слишком поздно. Всю ночь я продержал ее на руках, а затем похоронил в снегу рядом с матерью. Мне никогда еще не было так одиноко.
Теперь самым главным было выжить в этом морозном аду. Мы жались друг к другу внутри фюзеляжа, выходя наружу лишь на несколько часов, когда солнце нагревало сталь самолета: мы использовали это, чтобы превратить снег в воду. Мы пытались держаться духом, рассказывая друг другу разные истории. Но спустя несколько дней после крушения стало ясно, что нам грозит голод. Жизни на леднике не было. Ни птиц, ни травы – ничего. Мы съели все закуски и сладости, извлеченные из-под обломков. Я помню свой последний кусок еды: арахис в шоколаде. Я сосал его часами. Мы пытались даже есть полоски кожи из багажа. А затем мой разум перешел через грань. Глядя на израненную ногу одного погибшего парня, я почувствовал, как растет мой аппетит: я уже ощущал вкус засохшей крови. Я действительно начал смотреть на людскую плоть как на еду. Я прошептал моему другу Карлитосу Паесу: «Нашим друзьям больше не нужны их тела». «Спаси нас Господь», — отозвался Карлитос. «Я размышлял о том же самом».
Думали об этом еще несколько человек. Весь полдень мы спорили. Роберто Канесса, студент-медик, сказал, что без протеина мы умрем. Обломками стекла несколько из нас отрезали куски замерзшей плоти от тел. Все остальные не знали, кого именно мы едим, хотя из доброты тогда никто не тронул мою мать и сестру. Когда я съел первый кусок, вкуса у него не было. Я заставил себя его проглотить – чувства вины я при этом не испытывал. Я ел, чтобы жить.
Спустя одиннадцать дней после крушения, через помехи разбитого радиоприемника, чей-то голос провозгласил, что наши поиски прекращены. Мы были потрясены; некоторые заплакали или закричали. Затем, несколькими днями спустя, ночью 29 октября произошла беда: на корпус обрушилась лавина. Из 29 человек внутри 27 оказались зажаты в ловушке: нас погребло так глубоко, что мы задыхались. Те парни, что могли двигаться, яростно трудились, чтобы отрыть тех, кто был под ними. Я был последним. Дышать я не мог. Я знал, что умру в считанные секунды, но чувствовал себя на удивление спокойно. Я не видел ни туннеля со светом в конце, ни ангелов. Затем я почувствовал, как мое лицо царапает чья-то рука. «Нандо! Это я!»
Восемь человек погибли. Их плоть поддерживала нас восемь недель, но я знал, что мы были обречены. Я все смотрел в сторону запада, понимая, что единственная наша надежда – это спуститься вниз, в Чили, за помощью. Я попросил Роберто пойти со мной. Среди нас он был одним из самых сильных. «Ладно», — сказал он. «Мы столь многое сделали вместе – так и умрем же вместе».
Мы отправились в путь 12 декабря и медленно начали пробираться в сторону запада; с собой у нас были полоски плоти. Взобравшись на вершину я ожидал увидеть внизу зеленые долины Чили, но, единственным, что открывалось взгляду, были заснеженные пики. Нам был конец. Но Роберто сказал: «Что ж, давай умрем в пути на запад». Целыми днями мы дюйм за дюймом пробирались через скалы, порой по пояс проваливаясь в снег. Убежища мы обустраивали под выступами в скалах. Это было невероятно мучительно; температура достигала 30 градусов ниже нуля. Наконец, мы спустились настолько, что стали видны деревья. Мы вышли к узкой реке, увидели ржавую крышку от банки, затем – кучу коровьего навоза. Признаки жизни! Когда мы остановились на ночлег, на душе у нас было легко. Утром 21 декабря мы увидели по ту сторону реку троих мужчин, сидевших вокруг костра. Я закричал им. Один из них перекинул мне через реку бумагу и карандаш, привязав их к камню. Я написал, кто мы были, и перебросил бумагу обратно. Позже в тот же день появился пастух на муле. Он дал нам хлеба и сыра, отвел нас в свою хижину и плотно нас накормил, посмеиваясь, глядя, как мы опустошаем тарелки. Мы рухнули в постель и крепко уснули.
На следующий день появились спасатели. Они никак не могли поверить, что мы пересекли Анды, преодолев около 110 километров по самому суровому из земных ландшафтов. Спустя считанные часы я направлялся в одном из двух вертолетов туда, где мы спасли 14 наших счастливых друзей. В госпитале в Сантьяго я обнял брата и сестру Габриэллу; все мы были в слезах. Когда я рассказал им про мать и сестру, то почувствовал, как у отца рухнуло сердце. Он спросил меня, как мы выжили и что мы ели, и я рассказал ему правду. Он сказал: «Вы сделали то, что должны были сделать».
Следующие месяцы я провел, как с цепи сорвавшись: ходил по клубам, на свидания. Меня всюду узнавали, и ко мне тянулись красивые женщины, которыми я до того не мог обладать. Будучи фанатом гонок, я поступил в лучшую в Англии школу вождения и стал профессионалом, но завязал с этим, когда женился на Веронике, телеведущей, в 1979 году. Сейчас у нас две взрослые дочери.
Сейчас мы продюсируем и ведем пять теле-шоу – о путешествиях, гонках, текущих событиях и природе. У меня есть миссия. Я знаю смерть. Я видел ее в горах. Теперь мой долг – убедить людей жить каждым моментом. Не тратьте свое дыхание впустую».
